Луи Бриньон - 12-й удар[Гангстерская сага. Часть первая]
— Ты слишком много хочешь, — заметила Ирина Аркадьевна. — Начиталась всяких книжек. Думаешь, придет красивый, богатый, умный и скажет: «Выходи за меня замуж!»
— Да! — Настя озорно улыбнулась. — Богатый необязательно, а все остальное можно оставить. Я ведь тоже умная, красивая, почему я не могу ждать того же и от будущего мужа.
— Конечно, ты умная и красивая, — на кухню вошел Василий Максимович Матвеев, и всякого, кто будет утверждать обратное, я вызову на дуэль.
— Вот лицо истинного мужчины, — Настя двумя руками показала на Матвеева.
— Садись, «истинный мужчина», я покормлю тебя, — лукаво произнесла Ирина Аркадьевна.
Матвеев сел за стол.
— Что у нас на ужин, Ирочка?
— Так, дай вспомнить, — Ирина Аркадьевна притворно задумалась, — салат из морского омара, форель в нежном соусе, телятина, приготовленная по особому рецепту, икра черная и красная. Ах да, фрукты, привезенные из Испании, а вино из Франции.
Настя захлопала ресницами.
— Тетя Ира, налейте и мне борща!
Уже во время ужина Ирина Аркадьевна спросила мужа насчет Сергея.
— С ним все в порядке, — отозвался Матвеев, отправляя очередную ложку с борщом в рот. — Жив, здоров, начальство не жалуется.
— О ком речь? — поинтересовалась Настя.
— Помнишь, я тебе рассказывала о Сергее, — спросила Ирина Аркадьевна.
— Я думала, вы о нем давно забыли!
— Его нельзя забыть, Настенька, — с чувством ответила Ирина Аркадьевна. — Он очень хороший.
— Надо с ним познакомиться. А может это и есть мой принц. — Настя весело расхохоталась.
В дверь зазвонил звонок. Настя побежала открывать. Это был Ветряков. Разувшись, он прошел внутрь.
— Всем здрасте, — он поздоровался с Матвеевым за руку. — Картошечка, — Ветряков взял со стола одну вареную картофелину и, макнув в соли, запустил в рот. — Как житье — бытье несносное, Ирочка?
— Где же тот воспитанный, молчаливый мальчик, которого я знала. — Вздохнула Ирина Аркадьевна.
— Бандюги, Ирочка, не благородные институтки. Им в морду дал, в глаз плюнул, по котелку настучал и в окно выбросил. И все за две с половиной копейки.
— Ветряков, — ужаснулась Ирина Аркадьевна в то время, когда Настя и Матвеев улыбались, — тебе впору самому в бандиты податься.
— А что, мысль не плохая, — отозвался Ветряков, — они, подлюги, за месяц больше заработают, чем я до пенсии.
— А вы богатым хотите быть? — спросила Настя.
— А кто не хочет? — удивился Ветряков.
— Наверное, взятки берете.
Ветряков кивнул на Настю.
— Твои шуточки?
— Настя в медицинском учится, — ответил Матвеев.
— Ладно, времени не много; Вася, пойдем, поговорим, — Ветряков увел Матвеева в отдельную комнату.
— Не захотел отвечать, — вслед Ветрякову сказала Настя.
Ирина Аркадьевна с укоризной посмотрела на Настю.
— У Ветрякова два ордена, один — за мужество. У него два огнестрельных ранения на теле. Когда он учился еще в милицейской школе, ему удалось задержать бандита. Ветряков не увидел его сообщника, который проткнул ему живот спицей. У него брат погиб при исполнении. Бандиты убили. А ты с ним так не хорошо обошлась. Он балагур, Настенька, но кристальной души человек. Поэтому мы и дружим столько лет.
— Я обязательно попрошу прощения, — пообещала Настя.
— Ну и правильно. Хоть он и не показал этого, но твои слова задели его.
Ветряков и Матвеев закурили по сигарете.
— Новости есть, хочешь узнать? — спросил Ветряков у Матвеева.
— Сергея касаются?
Ветряков кивнул.
— Твой Сергей нам работу облегчил. Мы за Ираклием пять лет гоняемся, никак достать не могли, а он преспокойно заходит в ресторан и убивает его.
— Да он же в колонии сидит, — удивился Матвеев
— Значит вышел!
— А это точные сведения?
— Точнее быть не может, — ответил Ветряков, — по его вопросу воры в Сочи на сходняк собирались. Сам знаешь правила жуликов. Никто не может убить вора, кроме самого вора. А так среди них самоубийц нет, вот и живут как вороны по триста лет.
— У Сергея слишком неуступчивый характер, — расстроено произнес Матвеев, — его убьют. Они его убьют.
— Да успокойся ты, Вася! Не знаю, что там и как, но его правым признали, а знаешь, что это означает? Бандитским авторитетом стал твой Сергей, а может и жуликом будет. По Москве о нем уже слух идет.
— Зачем ему все это нужно? После колонии мог бы устроиться на работу, завести семью, как все нормальные люди.
— У каждого своя судьба, Вася. Думаешь, я знал, что в МУРе буду? Я знаю, как вы с Ирой к нему относитесь, но, — Ветряков сделал паузу, — если он приедет в Москву, придется им заняться. С этим ничего не поделаешь.
— Я все понимаю! Может и мне придется им заняться!
— Ну, ладно, не болей. Пойду, а то утром рано на работу. — Ветряков оставил Матвеева одного и ушел.
Матвеев вернулся на кухню.
— Ты что такой хмурый? — спросила Ирина Аркадьевна.
— Да так, — ответил Матвеев, а сам не переставал думать: ну почему Сергею надо было втягиваться во все это.
— Вася, может, мы навестим Сергея? — осторожно спросила Ирина Аркадьевна.
— Ты же знаешь, он не хотел этого! — отозвался Матвеев.
— А может, мы его не увидим больше?
— Может быть, — Матвеев на мгновенье подумал, что так, возможно, было бы лучше для всех. Но потом понял, что лжет сам себе. Кем бы ни стал Сергей, он хотел видеть его, потому что он стал для них родным человеком.
Свобода.
12 мая 1995 года.
Стрелу провожали всей колонией. Он прощался со всеми за руку. Проводить его вышел сам Рыхлый.
— Жаль, Стрельников, терять такого парня, но с другой стороны, спокойнее — по ночам бегать никто не будет, — Рыхлый подмигнул ему.
Выйдя из колонии, Стрела подбросил вещмешок в воздух: «Воля, пацаны».
Пока не закрыли ворота, вся колония видела, как возле Стрелы остановились две иномарки. Из машины вышли шестеро мужчин, один из них подошел к Сергею.
— Мы за тобой, Стрела! Моченый в гости приглашает, — с явным уважением сказал он Сергею.
— Кто такой? — коротко спросил Сергей.
— Братва тольяттинская.
— Поехали!
Сергею открыли переднюю дверцу, он сел, за ним — все остальные. Ехали более часа. Не доезжая до Тольятти, машины свернули на право, и через километр подъехали к большому кемпингу с вооруженной охраной у ворот. Охрана сразу же пропустила машины.
Сергей присвистнул. Во внутреннем дворе кемпинга стояли сотни новеньких машин. Они остановились у двухэтажного здания. Сергей вышел из машины.
У входа в здание их ожидали несколько бритых парней крепкого телосложения. Самый старший из них подошел и, улыбаясь, обнял Стрелу. Сергей косо посмотрел на него:
— Ты кто?
— Моченый.
— Не врубился! В деталях растолкуй, братан!
— Не суетись, Стрела. Ты меня не знаешь. Базар есть, поэтому и пригласил.
— Что за базар? У нас вроде дел с тобой не было.
— У тебя здесь доля есть братишка!
Сергей очертил пальцем двор:
— Здесь?
— Здесь.
— Базара нет.
— Пошли, — пригласил Моченый, — посидим в моем офисе.
— Насиделся, братан, но с хорошим человеком повторить можно.
Они поднялись на второй этаж, и зашли в одну из комнат. Комната была обставлена шикарно. Посередине стоял стол, на нем — всевозможная еда и дорогие напитки. Двое незнакомых Сергею мужчин лениво потягивали виски.
Сергей поздоровался с ним. Один из них встал, пожимая ему руку, другой, сидя, подал свою с небрежным видом. Сергей с Моченым подсели к столу.
— Это Сирота, а это Малхаз, — представил их Моченый.
— Слышь, Моченый, — деланно — равнодушным тоном спросил Стрела, — братишка что — инвалид? Не может свое очко поднять, когда здоровается?
Моченый тревожно посмотрел на Малхаза. Тот побагровел от злости.
— Ты с кем базаришь? — обратился он к Сергею. — Да я твой поганый язык отрежу и бродячим собакам скормлю! — Малхаз говорил, словно отплевываясь, с сильным акцентом. — Я вор в законе, и любой в преступном мире уважать меня должен, слушать, когда я говорю, и делать то, что я скажу! Знай свое место, молокосос, а то мамочку завтра не увидишь!
Моченый собирался что–то сказать, но Стрела знаком остановил его.
— А что, Малхаз, вору в законе западло встать, когда он братве руку подает? — Стрела даже голоса не повысил, задавая вопрос.
Малхаз растерялся. Сказать «да» — обидишь всю братву, «нет» — признать, что был не прав.
— Мамочки у меня никогда не было, — продолжал Стрела, так и не получив ответа, — и все же мне не нравиться, когда задевают моих близких. И еще. Я не признаю поняток — вор всегда прав. Я вообще не признаю воров, которых не знаю сам или не знают люди, которых я уважаю. Для меня есть люди порядочные и непорядочные. Бродяга по жизни может оказаться более достойным, чем иной вор.
